Сидя на высоком стуле за пластиковой стойкой, Томас лениво вертел в руке стакан, наблюдая за яркими всполохами оранжевого цвета в неразбавленном виски и кусочках прозрачного льда. Окружающая атмосфера была прокурена сотнями посетителей, а тихая мелодия местных исполнителей живой музыки, вопреки всему, остро приходилась на барабанные перепонки, откладываясь в сознание привязчивым мотивом. Какие-то девушки, сидящие группкой в отдалении за своим столиком, перешептывались, бросали на его фигуру недвусмысленные взгляды и разражались визгливым смехом, явно обсуждая его персону. Против воли Фостер приосанился в попытках придать своему телу более мужественные очертания, но через секунду бросил свои нелепые попытки казаться настоящим самцом. Черт дери, Том, тебе же не 45!
Томас явно никогда не был завсегдатаем разного рода питейных заведений, но отсутствие маломальского разнообразия развлечений в родном Грэйбвэе толкало мужчину искать новые способы раскрасить свои серые будни. И хотя, по его собственному мнению, сетовать на скучную жизнь в городе, полным оборотней и проклятых предметов, было, по крайней мере, привередничеством, всё, что касалось жизни обычных людей тут не баловало оригинальностью. Приходилось выкручиваться, шляясь по местным кафе, паркам, и, как видите, барам, постепенно превращаясь в подобие местных пьянчуг. Скука – вещь опасная, особенно когда она перетягивает на себя одеяло, поселяется внутри жадным зверем, влажно шепчет на ухо, изматывает, стращает.
- Повторить? – местная барменша, симпатичная и молодая девушка, одаривает его дружелюбной улыбкой, наблюдая, как мужчина припадает к стакану и осушает выпивку. В ее руках волшебным образом возникает бутылка, и Томас только из-за вежливости соглашается на новую порцию. Фостер явно находится не в настроении заливать свою жизнь горячительными напитками. Планируя сказать «стоп» после первых пятидесяти миллилитров, он, в противовес своим убеждениям, остается на нагретом месте и, вперив взгляд в стену, дает облаку мыслей подчинить свое сознание без остатка. В конце-концов, он никуда не спешит, а вечера здесь тянутся долго, словно изощренная пытка.

Отредактировано Thomas Foster (24-08-2015 11:41:47)

Каждый маленький городок – особый, замкнутый, остро реагирующий на чужое вмешательство живой организм, нуждающийся в деликатном обращении. В таких местах, как запыленный песком Грэйбвэй, любой новоприбывший чувствуется по своему особенному виду, затравленному или же наоборот – подчеркнуто самоуверенному и нахальному. Так или иначе, но он моментально становится объектом тщательной слежки и доскональной проверки, а его личность долго остается предметом обсуждений и тихих перешептываний. Недоверие облекает фигуру чужестранца как старый пыльный свитер, больно колется острыми взглядами, душит пренебрежительным общением. Верил ли Том, что сам когда-нибудь окажется в стане проверяющих на вшивость, но факт остается фактом.
Свет от ламп мягко просачивался через полуприкрытые веки. Проглоченная порция алкоголя вынимала из позвоночника стальные скобы и нежно распутывала клубок нервов. Глубокий вздох, и вот он уже против своего желания притоптывает ногой в такт музыке, бессознательно сливаясь с ее ритмом, абстрагируясь от реальности. Мысли приятно текли вялым потоком от бытовых мелочей до мировых проблем, цепляясь то за одно, то за другое, не заостряясь на чем-то конкретном. Он точно вчера отправил отчетность начальству? А, плевать, навряд ли экономика Америки держится на банке маленького славного городка Грэйбвэй. Кажется, на этой неделе он еще ни разу не обращался в сокола? Конечно, тренировки по усмирению своего второго «я» требуются не всю жизнь, хотя было бы крайне неприятно сесть в лужу на глазах у подрастающего поколения оборотней. Но несколько дней без превращений априори не должны навредить его внутренней птице, ведь так? Интересно, как там поживает его мать?..
Водоворот мыслей настолько утянул мужчину на свои глубины, что тот не сказу отметил возникшую на авансцене фигуру, разместившую свою пятую точку на стуле рядом с оборотнем. Неужели это опять толстяк Дейв, известный городской пьяница, давно присосавшийся к бутылке и мечтающий найти себе верного товарища по попойкам? На физическом уровне чувствовалось, как чей-то взор блуждает по его лицу, настойчиво призывая обратить на себя внимание, заметить, заговорить. Томас ощутимо напрягся от неожиданного вмешательства в свое личное пространство, натянул на лицо дружелюбно-кислую улыбку и был уже готов повернуться и мягко отшить любителя высокого градуса, но перехватил ледяной и обжигающий взгляд барменши, в котором читался немой вопрос, и медленно перевел глаза на существо справа.
-За вас. – если Тома и обуяло недоверие, то самообладание не позволило чувствам выплеснуться наружу. В этот город изредка заявляются туристы, но представший перед ним незнакомец вряд ли относится к их шумной и нелепо толкающейся когорте. Быстрый взгляд, и картина начинала проясняться: отсутствие болтающегося на ремне фотоаппарата и в целом потрепанный вид говорил о том, что данный субъект появился в Грэйбвэе явно не ради кислого вкуса местного алкоголя или незабываемо красивых видов на пустынное плато. Так кто же ты и какими ветрами тебя занесло в наш скромный уголок?
- И за вас. - мозговой штурм был замаскирован тщательно отрепетированной на этот случай добродушной улыбкой, а собственный стакан поднялся в ответ. – Вы здесь в первый раз? Раньше я вас в городе не видел. – после глотка проговорил достаточно тепло, но осторожно нащупывая почву, внутреннее удивляясь своей отменной игре.

Отредактировано Thomas Foster (24-08-2015 14:30:01)

Общение шифрующегося оборотня с человеком в месте, полным паранормальных вещей и событий – это, как минимум, сродни хождению по минному полю. Неосторожно брошенная фраза была способна оставить после себя разрушительные последствия тысячи взрывных снарядов, а ударная волна разоблачения всколыхнула бы весь город, подняв на уши лучших агентов Тайной полиции.
Сомнение и скептицизм относительно уместности данной беседы еще имели место быть. Трезво оценивая ситуацию, Фостер осознавал, что его страхи беспочвенны, а подозрительность чрезмерна. Но слишком живы были в уме воспоминания, как он, будучи подростком, ненароком трансформировал руку в крыло перед степенной четой туристов из Баварии, и последующим за этим наказанием. Никто не даст гарантию, что за приветливым обликом не прятался бы изощренный психолог, жаждущий сенсационных откровений. Тот же алкоголь может ненароком развязать Томасу язык, раздвинув рамки контролируемой сдержанности: под градусом пожаловаться на непростую соколиную жизнь первому встречному собеседнику, это, знаете ли, соблазнительное дело. Однако, вопреки природной закрытости, мужчина с удивлением заметил, что уходить от разговора почему-то не хотелось. Более того, с каждой секундой внутренний барометр близился к отметке «полный штиль»; чем дольше Фостер краем глаза всматривался в сидящего рядом незнакомца, тем явственно отмечал в нем нечто родственное себе. Этот неуловимый внутренний стержень, уверенность, немногословность. Явственное движение шестеренок в голове. Даже внешне они были чем-то похожи – оба крепкие, темноволосые, с прямым открытым взглядом. Черт дери, оказывается, он истосковался по нормальной мужской компании! Том понял, что его баррикады окончательно пали, а Рубикон пройден – он отмел терзающие мысли и дал зеленый свет происходящему.
- Не думал, что моя «местность» так бросается в глаза. – проговорил с усмешкой и ироничным выражением лица; все-таки его собеседник был куда наблюдательнее, чем думал мужчина. Интересно, что его выдавало? Томас явно не входил в число тех, кто имеет канзасский акцент или носит клетчатые рубашки с сапогами. – А это наши Джефферсон Эйрплэйн. – кивок в сторону сцены. - Привыкайте, если вы сюда надолго. Тут у нас не Нью-Йорк с Бродвеем. Вы.. в Грэйбвее по делам? – что ж, немного бесцеремонно, но лучше сразу дать понять, что Фостер жаждет каких-то объяснений. Успокаивает мысль, что делается это не из-за праздного любопытства, а, можно сказать, во имя благой цели.– Кстати, меня зовут Томас. – поворачивается всем корпусом, протягивает холодную из-за виски руку, растягивает уголки губ.

Отредактировано Thomas Foster (26-08-2015 21:16:22)

Том даже не думал, что брошенная ненароком собственная фраза заденет струны его души. Наверно, возвращение в Грэйбвей все-таки наложило на него свой отпечаток, куда более явственный, чем это могло показаться на первый взгляд. И дело вовсе не во внешнем виде. Два года в родных стенах иссушили остатки богемной нью-йоркской жизни, стерли в порошок былые заслуги и убеждения, развеяли над красным песком юношеские мечты и устремления. Треклятая татуировка да старая гитара - весь багаж прошлой жизни легко скрывался и был каким-то мелочным, несущественным. Как бы он не пытался вырваться из цепких лап этого странного места, в итоге оно насмешливо вернуло оборотня в свои объятья, склонило свою голову на его плечи, присосалось пиявкой к груди...
Внезапно навалившиеся тяжелые мысли стали утягивать мужчину в свои глубины, и он поспешил избавиться от них самым действенным способом. Двух стаканов выпивки было явно мало для такого приятного вечера. Обменявшись крепкими рукопожатиями, Томас взял пример со своего нового знакомого и тоже кивнул барменше в ожидании новой порции горячительного. Меньше чем через минуту его желание было исполнено, и алкоголь вновь потек по пищеводу огненной змейкой. «Хорошо-то как!». – подумал практически со стоном, довольно улыбаясь. Виски уже начинали не просто расслаблять тело, но и опьянять его; в голове потихоньку сгущался туман, музыка звучала приглушенно, а барная стойка тихо качалась из стороны в сторону. Эх, Томас, пора уже признаться самому себе, что ты совсем не умеешь пить.
Новый знакомый, Питер, действительно оказался блестящим собеседником – легким, подмечающим мелочи, не переходящим дозволенные рамки праздного любопытства. Том многое бы отдал, чтобы таких деликатных личностей оказалось как можно больше в этом богом забытом городке, где мало кто знает понятия личного пространства. Шуткой ли провидения является тот факт, что его новый знакомый, судя по всему, аналогично бывал в негласной столице Америки? Томас не верил в судьбу, но тут даже его скептицизм отступал в тень перед открывающимися фактами.
- Я довольно редко здесь бываю, в основном предпочитаю отдыхать в гордом одиночестве. Хотя у нас небольшой городок, здесь редко когда бывает наплыв посетителей. Что, по моему, весьма неплохо. Больше достанется этой бурды, которую они называют виски. Не в обиду, – с примирительной интонацией кивает барменше. – Нам еще по стакану, за мой счет, - Фостер обезоруживающе улыбается в ответ на ее надменное и скептическое выражение лица, протягивая мятую купюру из кармана. Воистину, гулять так гулять.
- Ты, кажется, упоминал какого-то.. человека. Может, я его знаю? Все-таки мы выяснили, что я из этих краев. Есть возможность, что мы с ним когда-нибудь встречались. – Том чувствовал, что шагает по тонкому льду, но он практически физически ощущал, какими неслучайными были эти слова. Неужели это и вправду был немой крик о помощи, внутренняя борьба чувств? Внимание к чужим проблемам слова подбивает кидаться на амбразуру, игнорирует чувство самосохранения, влечет к очередному витку диалога. Боже мой, Фостер, ты неисправим.

Отредактировано Thomas Foster (30-08-2015 18:17:45)

Кажется, Томас постепенно исчерпал запас своего организма, стравленного алкоголем. Несмотря на занятный разговор, с каждой минутой черная столешница бара все опаснее сближалась с его носом, глаза упрямо отказывались фокусироваться на одной точке. Сдерживать пьяные зевки было все мучительнее и труднее; похоже, спать он сегодня будет долго и, как минимум, крепко. Впрочем, сложно ответить на вопрос, что в эту минуту убаюкивало его больше: крепкие пятьдесят миллилитров, повторенные три раза, приятный низкий тон басов или же чувство комфорта, вызванное собеседником. Расслабленность, несвойственная Фостеру в подобных злачных местах, еще раз доказывала тот факт, как важно формировать картинку вокруг себя посредством правильных людей, сливаться с верным человеческим окружением и поддаваться положительному чужому настрою. В барах Нью-Йорка все было совсем иначе.
Местная аксиома поведения была далека от размеренности сельской глуши родного города. Питейные заведения Большого Яблока отличались особыми нравами, в частности те, которые были лишены лоска и глянца в угоду распутству и анархии. Там в клетках бушевал адреналин, музыка яростно давила на барабанные перепонки, неистово дергающийся лазерный свет выжигал роговицу глаз, а руки непроизвольно щупали чужие тела. Тела, к которым ты сам прижимаешься, влажно шепчешь им на ухо сальные пошлости, а затем уводишь в спасительную тишину безлюдных закоулков ради косяка и мгновенного перепихона. В таких местах, где раньше обитал Фостер, и где он был востребован прежде всего за свои музыкальные заслуги, это было нормой. Его прошлая компания, в противовес, в примеру, новому знакомому Питу, придерживалась подобной линии поведения и диктовала свой, отчаянный образ действий. Было время, когда он играл по их правилам, но… Оглядываясь назад, сравнивая прошлое с его теперешним положением, Том с удивлением замечает, что практически не скучает по такой жизни и с каким-то потрясающим облегчением чувствует, как разорвались оковы юности и истончились связи с прошлым. Так может, стоит наконец-то перестать сетовать на Грэйбвей и возвращение к истокам и начать.. жить? Тем более что, судя по сегодняшнему вечеру, мост, связывающий его с местными персонажами, только укрепился, благо природный альтруизм сделал свое дело.
- Лофт? – Томас хмурит брови, медленно, с чуть заплетающимся языком переспрашивает, вороша в голове имена всех тех, с кем в свое время имел счастье познакомиться, пока со вздохом не опрокидывает еще один стакан.
– Тебе сказать честно? Не припомню. А, собственно, я могу поинтересоваться, кто это? Может, мы и виделись, но я не знал имени. Принять решение пойти ва-банк оказалось даже проще, чем он думал. И даже если Питер уйдет от ответа - а Томас предположил и этот вариант - то есть большое сомнение, что они разойдутся на плохой ноте: оборотень ощущал, что товарищ по выпивке разделяет его мысли относительно отменности сегодняшнего вечера и надежды на продолжение знакомства.

Отредактировано Thomas Foster (03-09-2015 19:56:59)

Он выслушивал исповедь брюнета – не прерывая, внимательно, с выразительной миной сочувствия на лице. Озвученное имя гулко падает в анналы памяти, не задевая чутко реагирующие воспоминания, мгновенно покрываясь вековой пылью и отходя на второй план. Томас чувствовал разочарование: свое собственное и Питера,в частности. В случае с последним все было понятно – Фостер не оправдал завышенных ожиданий, возложенных на его плечи относительно предполагаемой встречи с госпожой Лофт. Что касается его самого, то он корил себя за бесполезность и невозможность помочь страждущему, настолько остро прошлись по сердцу невыдуманные переживания Пита. Этот погасший огонек в его глазах, мгновенно опустившиеся плечи, изменившаяся на тон интонация голоса…
Собственная рука непроизвольно дернулась в сторону плеча несчастного ради ободряющего похлопывания вкупе с утешительными словами, но так и замерла на полпути – безвольная плеть, покоящаяся на колени. Не в его планах было нарушать допустимые границы личного пространства, да и все эти дружественные поползновения в данной ситуации были как покойнику травяная припарка – глупо и бессмысленно. Том лишь молча наблюдал, как одинокий бедолага опустошает очередной стакан, не прикасаясь к собственному. Вкус виски уже не чувствовался, словно второсортный спирт выжег все рецепторы, а рука давно привыкла к обжигающему холоду льда. Томас лишь безвольно дал разрешение долить пойла себе в стакан, стараясь игнорировать заметно сгустившийся между мужчинами воздух – их стену обременительного, неуютного молчания.
Первым нарушил тишину Питер, настолько внезапно, что Фостер легко вздрогнул от неожиданности. Всё дальнейшее происходило как сон, прорываясь через опустившуюся пелену беспроглядного тумана с отчаянным боем яростных армий. Бывшая. Слово, гильотиной отсекшая остальной мир, сужающая границы существования до одной точки размером с острие иглы. Нэт, его Нэт. Только не она. Воспоминания, тщательно скрываемые в подсознании, встали на дыбы и сломили барьер прошедших лет, восстав из пепла как феникс, и жаля, жаля парализующим ядом. Голос Пита, столь далекий  приглушенный, был не в силах разорвать замораживающие создание путы былой памяти, с упоительной жестокостью воскрешающей ее голос, походку, аромат. И ту проклятущую утреннюю смс со словами «Прости, мы больше не можем быть вместе. Я подаю на развод».
Питер – катализатор его цепного состояния, наверно даже не догадывался о реакции, вызванной его словами. Нет, Том не сможет вновь пройти через эту выжженную пустыню собственных чувств, слишком опасными были ее зыбучие пески. От мыслей Фостера отвлек настойчивый дребезжащий звук, словно кто-то стучал по стакану ногтями. Оказалось, это был он сам. Внезапная паника, которую Том не мог усмирить, начала захлестывать его, и в этот же миг внутренний голос закричал бежать прочь. Прочь от этого алкоголя, прокуренных стен, призрака бывшей жены, настойчиво пытающегося вырваться на свободу. Трясущимися руками, под недоумевающим взором барменши, он вывалил деньги на стойку и потянулся за собственной сумкой.
- Прости, но я, пожалуй, пойду. Очень жаль, что ты пока не нашел свою, – голос ощутимо дрогнул – подругу. Уверен, вы обязательно встретитесь. Может, мы еще выпьем втроем. Удачи и спасибо за знакомство, Питер. - Томас сумел, не слишком торопясь, протиснутся сквозь расставленные стулья и публику бара и выйти наружу. Только оказавшись на студеном вечернем воздухе, он задался вопросом – в случившемся срыве покровов виноват повышенный градус напитков или же он просто сам по себе являлся настоящим и неприкрытым слабаком?