Бьёрг проснулась с криком и следами пота на лбу. На лице – неимоверная усталось и боль, губы обветрились и саднили кровоподтеками. Было уже начало первого и точнее будет сказать, что девушка восстала из мертвых. Вчера она вылакала столько, что без снов спала почти восемь часов. Восемь сладких часов, в течение которых её воспаленное сознание не генерировало никаких картин. В настоящем состоянии Хана не выдержала бы даже светящегося радугой единорога – хотелось лишь темноты и тишины, но солнце било в красные глаза сквозь не до конца закрытые шторы. Тошнота одолевала даже в положении лежа. Хотелось воды и покурить, но сигареты остались в джинсах, а те – у двери на полу. Это единственная деталь гардероба девушки, которую было видно из её положения, не двигаясь. Хана начала пить  еще вчера на работе под конец смены, а потом шаталась с бутылкой по улице и долго лежала на парковке мотеля. Галлюцинации от алкоголя не проходили, а при умеренном употреблении только усиливались, но, с другой стороны, в состоянии опьянения они волновали намного меньше, что не могло не радовать. Вчера Хана просто сорвалась, иногда такое случается со всеми. Она так и кричала: «я же не железная!».  И плакала. Впервые за долгое время.
Блондинка поморщилась, пытаясь отогнать свои мысли. Попытки встать больно отозвались сильным головокружением. Она упала под тяжестью тела и состояния, пружины дешевой кровати впились в нежное тело, которое багровело во многих местах от ссадин, полученных этой ночью. На боку расцветал синяк размером с абрикос – его намяло горлышко бутылки недопитого виски. Удачно. Девушка отвинтила пробку и хлебнула прямо с горла. Теплый алкоголь плавил язык и горло, от похмелья становилось жарко и сложно дышать. Одним усилием Бьёргхилл подхватила бутылку, встала с нагретого места, за штанину подняла с пола джинсы и не без потерь ввалилась в крохотную ванную. Включила холодную воду и села на пол душевой кабины, трясущимися руками закурила, после чего отхлебнула еще. Сигарета темнела от мелких брызг, а вскоре угасла под крупной каплей. А норвежка оживала. Ей понадобился еще час, чтобы прийти в себя.
В комнате ужасно пахнет. И у девушки выходной. Два случайных совпадения толкают на мысль выбраться из этой дыры. Бьёрг закидывает вещи в рюкзак, оставляю по всему полу мокрые следы, а местами и крохотные лужицы, если задерживается где-то чуть дольше. Она так и не вытерлась после душа. Волосы облепили лицо и прилипли к спине. Они тяжелые и пахнут табаком даже после шампуня. Она надевает одежду на мокрое тело. Серые джинсовые шорты, майка-алкоголичка, из-под которой видно розовый бюстгальтер, красные кеды. Мятый пиджак отправляется в портфель, за ним сигареты (и еще две пачки из заначки) и фляжка с перелитыми остатками виски. Для приличия – маленькая бутылка воды.
На солнце волосы высыхают довольно быстро, хотя Хана всеми правдами и неправдами этого самого солнца избегает. Она ненавидит жару, плохо её переносит физически и эстетически. И когда кажется, что хуже ей уже быть не может – погода торопится доказать обратное.  Вдоволь насладившись человеческим обществом и цивилизацией за долгие часы своей работы, Бьёрг сворачивает в сторону леса, макушки которого виднелись из окна её номера.
Сивертсен не лучшим образом ориентировалась в пространстве, а потому не собиралась заходить в самую глушь, в самую чащу. Ей казалось, что она шла по кромке, двигаясь не вперед, а скорее в сторону, не отдаляясь от города, но вскоре стало тихо, чаща смыкалась за ней. Хруст сухих веток трещал как раскаты грома. Бьёрг нервно закурила, и тем не менее, большая её часть знала, что она не заблудилась. Наслаждаться красотами и пейзажами стало проблематично. Если сильно расслабиться – навязчивая мысль об отсутствии понимания своего местоположения сожрет норвежку с потрохами. Окурок был надежно потушен о ствол дерева и похоронен в пожухлой листве. За ним проскрипела пробка фляжки, снова чиркнула зажигалка. Бьёрг уже решила развернуться назад и навсегда прекратить подобные прогулки, как услышала истошные звуки. Как по пятницам из гостевого туалета в баре ближе к закрытию.  Это было отвратительно, но невольно блондинка повернула голову в сторону звука. Может, увидь девушка пропитого мужлана в обносках – она бы прошла мимо, или бы пробежала в противоположном направлении, стараясь создать как можно меньше шума. Однако, силуэт был женским, а при более внимательном рассмотрении угадывался кто-то знакомый. Возможно, Сивертсен видела эту девушку в последнее время. И скорее всего в баре, потому что другие места Бьёрг практически не посещает. На скорую руку взвесив все за и против, решила подойти и убедиться все в порядке.
И не зря. Девушка выглядела так, будто пила всю ночь вместе с Бьёрг, но при этом не спала и не умывалась. Ну или выглядела так первые мгновения после «очищения».
- Ты как, живая? – глупый вопрос, конечно. Очевидно же, что живая, просто чувствует себя отвратительно.
Порывшись в рюкзаке, протянула девушке бутылку воды, взятую скорее чтобы запивать содержимое нагретой солнцем фляжки, нежели ради такого случая. Немного подумав, сделала еще один небольшой глоток. На жаре вполне себе сносный напиток превратился в отвратительное пойло. В один момент стало совсем мерзко. Бьёрг выглядела не лучше, чем девушка, оставившая свой завтрак, обед или что там (смотреть-то особо не хочется!) на траве под деревом. Было как-то слишком сыро, даже для такой погоды. Блондинка едва ли не кожей чувствовала, как испаряла влагу земля.
- Здесь душно, дышать нечем. Нужно более открытое пространство, - многозначно протянула Бьёрг, озираясь по сторонам. В этот момент она чувствовала себя ответственной, что ли. Раз заметила «бедную пташку в такой тяжелой жизненной ситуации». Сивертсен мотала головой из стороны в сторону, пока не заметила просвет между деревьев – ну не чудо ли! Потянув за рукав девушку, чью внешность пока так и не удалось мысленно идентифицировать,  норвежка с уверенностью двинулась в сторону едва заметной части леса. – Кажется, там просвет, а может и поляна. Или просто деревьев меньше. Идем!
Очередной окурок был раздавлен под закоптившейся белой подошвой.

Отредактировано Bjorghill Sivertsen (22-08-2015 22:01:10)

Единственное, чего ей хотелось сейчас, это поддаться слабости, душной ватой окутавшей тело, упасть в лужу собственной же полупереваренной блевотины и, самое желательное, сдохнуть. Обычно так все и происходило в подобные моменты, с разницей лишь в том, что рвало ее в своем до блеска начищенном туалете, а падала она с колен на белый холодный кафель, уж никак не в кучу гнилых листьев, перемешанных  с приличной долей грязи.
Единственное, что остановило ее от того, что хотелось сейчас, это голос девушки. Урсула вздрогнула от неожиданности, мускулы разом напряглись, отчего она издала едва слышный полу стон, и, видимо, лишь это спасло ее от падения.
Обычно, когда ей становилось плохо на улице, среди людей, ее предпочитали обходить стороной. Она свободно корчилась где-нибудь в переулке, над мусорным баком, за углом, а порой даже и посреди тротуара, но всего лишь один-два раза кто-то особо сердобольный поинтересовался, все ли с ней в порядке и не нужна ли ей помощь. А однажды некая весьма светски выглядящая дамочка резко подпрыгнула к ней, наклонилась, прошипела в ухо «вот что получаешь, когда беременеешь от всяких ублюдков; учись пользоваться презервативом, детка!» и так же прытко ускакала. Урсула тогда настолько обомлела, что мгновенно пришла в норму. Так что, и на этот раз, еще не успев разглядеть силуэт человека, предлагающего ей помощь, она заранее решила, что это, скорее всего, обычный турист, не лишенный еще человечности.
-Спасибо, я в норме. Просто не нужно было мне есть это мороженое, сами знаете, как желудок порой реагирует на всякое…ох.
Это «ох» у нее вырвалось тогда, когда она, наконец, удосужилась взглянуть на девушку. Несколько секунд Урсула глупо всматривалась в лицо ее спасительницы, что, наверное, со стороны выглядело безумно комично – то, как изменялось, морщилось и хмурилось ее выражение в попытке вспомнить знакомые черты, и как прояснились глаза и разгладился лоб, когда она все-таки вспомнила.
-Ты ведь девушка из бара, да?
Да, точно. Урсула даже умудрилась припомнить ее имя – Бьерг. Бьерг – запоминающееся имя. Особенно когда голова твоя лежит на стойке бара, пальцы крутят пустую рюмку из-под чего-то очень высокоградусного, взгляд расфокусирован, а ты, захлебываясь слюной, рассказываешь свои самые грязные секреты и самые глубокие проблемы девушке, у которой к рубашке приколот бейджик с именем Бьерг. Это именно то немногое, что удается запомнить – светлые волосы, обрамляющие смазанные черты лица, и бейджик. Буквы на нем такие огромные, налезают друг на друга, и приходится поморгать несколько раз, чтобы шрифт опомнился и пришел в норму. Урсула по привычке моргает часто-часто, но бейджика на положенном месте не появляется.
-Тебя зовут Бьерг, да? Хах, ты, наверное, не помнишь меня, среди массы ежедневных клиентов, но в последнее время я довольно частый завсегдатай в баре.
Урсула выдавила кривую улыбку и с благодарностью приняла протянутую ей бутылку. Вода была теплая, что намекало на то, что Бьерг уже довольно давно находится вне кондиционируемых помещений. Видимо, тоже совершает утренний (или обеденный) моцион.
Ури прополоскала рот, сплюнула в траву, затем сделала несколько глотков. В глотке было горько и гадко. Кишки вновь скрутило спазмом. Возможно, ей действительно нужно было больше воздуха, поэтому она приняла предложение «девушки из бара» прогуляться до поляны
Вдвоем – Урсула полускрюченная, держась за живот – они вышли на широкую поляну. Обе, естественно, поначалу немного обалдели от неожиданного пейзажа с деревянным домиком, но Урсула довольно-таки быстро пришла в себя от удивления. Сказки про этот дом она слышала еще с самого детства. Не милые, добрые детские рассказы, в которых все обязательно заканчивается «и жили они долго и счастливо», а более темные, мерзкие и устрашающие истории, похожие больше на ужасы братьев Гримм. Не то, чтобы Урсула в своем возрасте верила всему, что передают по радио и телевизору, но сейчас воспоминания пробудили в ней холодный, липкий детский страх. По телу пробежали мурашки.
-Эй, - она тронула Бьерг за плечо, - это, кажется, дом лесника. Ты слышала про него истории? Те, что…, - не успела она договорить, как дверь распахнулась. Урсула мгновенно сжалась, рефлекторно схватив спутницу так сильно, что практически услышала хруст ключицы под ее пальцами.
Из дома вышел мужчина. Урсула поверить не могла, что в хижине действительно кто-то обитает, и что вообще лесник, герой страшных сказок, действительно существует.
Брось, подумала она. Ты уже не маленькая девочка, какого черта ты веришь всяким слухам, придуманным бабушками, чтобы не пускать внучат играть в лесу.
Но, как бы она не пыталась уговорить себя, кишки все равно поджимались в кучку. Самым поганым оказалось то, что лесник обратил свое внимание именно на нее.
-Нет, мне… я… все нормально, меня просто чуть-чуть тошнило. Мы тут прогуливаемся и, пожалуй, пойдем. Прошу прощения за беспокойство, - она опустила глаза на кисть, зажатую в его руке, - кхм, да…пойдем.

Отредактировано U Hewer (29-08-2015 20:34:45)

Нет, - думала Урсула. Нет, не пойду. Ни за что не пойду. Да пусть у него там хоть гора только что испеченных глазированных пончиков в духовке, я все равно не пойду. Ты только глянь на его руки. Что это у него, кисть для рисования? И чем он рисует, кровью младенцев? Освежает стены своей спальни?
Тело ее сковал неизвестный, незнакомый доселе страх. Мышцы были напряжены до такой степени, что, казалось, вот-вот лопнут. Урсула сама не могла понять причины своего резко изменившегося поведения. Обычно, именно она являлась самой бесстрашной, самой смелой, самой бесшабашной среди всех своих сверстников, всегда готовой на безумные поступки. Что же произошло сейчас? Может быть, все из-за того, что она никогда раньше не была в этом лесу?
Нет, была. Была…
Однажды, семилетняя Урсула решила самостоятельно прогуляться по городу. Ее новая подружка Мари не появлялась на детской площадке уже второй день, Ю было скучно, и она, избавленная от присмотра доверявших ей родителей, уверенно вышла из главных ворот парка и направилась не направо, как обычно, в сторону дома, а в совершенно противоположную сторону. Неким волшебным образом и окольными путями добравшись до кромки леса в самом глухом районе, она острым детским зрением приметила нечто буро-красное среди кустов. Было обрадовавшись, что наткнулась на лесные ягоды, Ю бросилась к растительности. Какое же ее ждало разочарование, когда буро-красное оказалось не малиной, а вкраплениями краски на листьях. Интересно, кому и что здесь понадобилось красить? – подумала Урсула. Решив найти ответ, она двинулась глубже в лес. Маленькая нога с хлюпом наступила в темную жижу грязи. Сладко пахло гнилью, вокруг увивалось несколько мух. Фу, - поморщила нос девочка, - кажется, кто-то скидывает сюда мусор. Точно, вон лежит куча каких-то помоев. Она подошла ближе. Мухи нещадно облепили со всех сторон кучу неустановленного генеза, но, по предположению Урсулы, это была заколотая и выпотрошенная свинья. Она видела нечто подобное в деревне. Интересно, а глаза у нее еще остались? Нужно подойти еще ближе… Погодите-ка, а это что? Волосы? А это…? Рот? И глаза, да, глаза на месте, большие и стеклянные, затянувшиеся белесой пленкой детские глаза.
Урсула, коротко взвизгнув, понеслась из леса прочь. Ее подружка Мари больше никогда не появилась на детской площадке.
Воспоминания всплыли на поверхность без посторонней помощи. Как трупы самоубийц, прибились волнами к каменистому берегу. Ю вновь почувствовала подступающую к горлу тошноту.
Брось, хватит думать об этом. Не верь детским сказкам. Не верь газетам. Не верь тому, что передают по радио. Это случилось много лет назад, и откуда ты знаешь, что это был за больной придурок, убивший троих детей. Ей еще год не разрешали выходить одной на улицу позже шести часов вечера. Провожали в школу и встречали на обратном пути. Позже она постаралась забыть обо всем этом, и ей это удалось.
Этот лесник может быть совершенно не при чем. Он просто странный, вот и все. Как тут не станешь странным, когда всю жизнь живешь один, в тишине, в таком страшном лесу, где маньяки убивают маленьких девочек и потрошат их маленькие тельца, где единственная твоя компания – дикие волки, лисы и медведи, да призраки неупокоенных душ. Плачут младенцы? Урсула не удивлена. Как и подсознательно она не будет удивлена, если найдет в одном из шкафчиков этого пугающего мужчины детское цветастое платьице своей подруги.
Слушай, успокойся. Соберись. Будь взрослым человеком.
Она глубоко вдохнула и выдохнула. Выпрямилась. Расслабила мышцы, уставшие, словно после часовой аэробной нагрузки. Страх ее медленно отошел на второй план, затуманенный рождающимся любопытством. Да и к тому же переполненный мочевой пузырь давал о себе знать, а снимать штаны посреди леса, чтобы в интимные места тыкались всякие травинки и палки, куда не надо могли заползти жуки, а изо всех углов наблюдали глаза животных, ей тоже не особо хотелось.
-Да, ладно, - выдавила из себя Ю. Если вы разрешите воспользоваться вашим туалетом.
Надеюсь, он не на улице, - подумала она про себя. Или наоборот, так будет лучше? Хотя бы не придется заходить в дом. Но… черт. Если это будет выгребная яма, то от ее запаха мне станет еще хуже. Но пить я у него ничего не буду. Мало ли какое зелье он подмешает мне.
Не желая оставаться одной, она озабоченно глянула на Хану.
-Ты же пойдешь со мной?

Сивертсен весьма повеселила колкость брюнетки, отвергшей версию про наркотики. Злоупотребление парой сигарет в подростковом возрасте! Девушка усмехнулась и выгнула бровь дугой, так и хотелось снисходительным тоном сообщить точное определение слова «злоупотребление» и показать все свои чеки из табачной лавки хотя бы за эту неделю.
- А сама бы ты, посмотрев со стороны, назвала себя беременной? – Хана улыбнулась, ведь ответ был очевиден. И, кажется, она задела больную тему. Нет, ну а что? Даже в этом небольшом (и, честно сказать, далеко не тихом-мирном) городишке беременные женщины выглядели максимально умиротворенными, с легкой улыбкой и тихой размеренной походкой. Да и кроме всех внешних признаков, разве не свойственно человеку всегда думать и предполагать именно худшее?
Бьёрг поймала себя на мысли, что эта девушка ей симпатична: забавная, с юмором и пробуждает остатки лучших качеств в отмирающей душе Ханы. Может, такое случалось бы с норвежкой части, если бы её навыки социализации выходили за рамки дежурных разговоров за стойкой. Девушка не смогла удержать смех, заметив румянец на щеках брюнетки; наскоро приняв решение «не язвить», Хана вошла в дом.
Шутка с дверью ей не понравилась: напоминало заезженные фильмы ужасов, просмотренные урывками в подростковом возрасте на общее время в сорок минут. Проще говоря, Сивертсен вообще была не спец по части плохих предчувствий и всего такого прочего, поэтому даже сейчас глаза не начали бешено вращаться, на спине не проступили мурашки, по лбу не покатилась холодная капля липкого пота. Ни черта подобного. «Всему должно быть объяснение», «это просто шутки», «не придумывай» - вот он свод установок, которые применяются от случая к случаю. И сейчас, посмотрев на алую стену и вспомнив обрывки фраз про кровь младенцев, Бьёрг лишь повела головой из стороны в сторону и настойчиво порекомендовала себе не воображать всякие глупости.
Хана растрепала волосы и небрежно собрала хвост на затылке, чтобы скрутить пучок, стала осматриваться в доме и только хотела спросить подробнее о неком «Митти», как обо что-то споткнулась и резко полетела лицом в пол, в последний момент успев вытащить пальцы из запутанных волос и подложить руки под себя, прежде чем удариться о пол носом. Девушка вскрикнула и чертыхнулась: то ли от боли в локтях и переносице, то ли от украшающей тесную комнату шкуры животного, смотревшего на неё тремя парами стеклянных глаз. Невидимое препятствие отступило на пятый план перед мыслями о возможностях (или чудесах?) нашей генной инженерии и мутации представителей местного леса. Медленно поднимаясь, норвежка сделала попытку пошутить, но, кажется, голос слегка задрожал, а потому получилось не совсем убедительно:
- Подарок или своими руками сделали?
Девушка поспешила отойти от выдающегося образца домашнего уюта (насколько это было возможно) и стала медленно заливать воду во флягу, изредка капая на пол и на свои ноги, а потом завинтила крышку и развернулась в сторону хозяина дома, она напрасно попыталась приложить флягу к переносице – та была слишком теплой. Ну да и не важно: ссадиной больше, ссадиной меньше. На работе почти привыкли, да и лицо её это не портило.
- Неспокойно? И в чем же это выражается? – Бьёрг закусила губу и обхватила себя руками, поглаживая ушибленные локти. Очень удобно, между прочим: не нужно принимать какие-то позы вычурного внешнего бесстрашия, и никто не скажет, что сложенные руки – попытка отгородиться от неизвестной действительности.
- Застряла там что ли? – не очень-то учтиво выкрикнула Хана, обращаясь к брюнетке. Ну, просто вдруг её опять выворачивает? Или сознание потеряла? Или за дверью в уборную крылся портал в другое измерение? Глупости, но, черт, всякое же бывает, нужно беспокоиться о ближнем – это, как минимум, правила хорошего тона.